– Аргумент принят, – с улыбкой сказал я.
– А вы не пытались задавать те же вопросы Керрис?
– Нет. Думаете, стоит?
– Любопытно было бы услышать ее ответы, – пожал плечами Гэбриэл, – особенно о генерале Филдинге.
– Почему именно о генерале Филдинге?
– А разве она вам не сказала?
– Не сказала – о чем? – с недоумением спросил я.
– Генерал Филдинг – ее отец. – Гэбриэл кивнул на двери вагона: – Наша остановка, пора выходить.
– Я не думала, что это имеет значение, – беззаботно ответила Керрис, когда мы брели по улице, радуясь вечернему солнцу.
– Твой отец управляет городом, и это, по-твоему, не имеет значения? – удивился я. – Большинство людей не стали бы держать это в тайне. Только подумай, как положение отца могло повлиять на твою карьеру!
– Думаю, осложнило бы, – улыбнулась Керрис. – Все коллеги стали бы подходить ко мне с опаской. Дочка босса! – Она взяла меня под руку и продолжила: – Кроме того, он не единственный лидер, а один из четверки. Да, кстати, отец тоже родом из Англии, так что у вас может быть много общего.
– Я понимаю, что выгляжу несколько туповатым, но скажи, почему ты – Бедеккер, а не Филдинг? – “Бедеккер” – название воспитательного центра, в котором я выросла. Пойми, мой папочка не является отцом в обычном смысле слова. Он никогда не возил меня в коляске по аллеям парка, не водил в кино. Генерал Филдинг – мой отец только в биологическом понимании.
– Вот как?
– Но я тем не менее несколько раз с ним встречалась. Не далее как на прошлой неделе он мне звонил. Именно тогда он пригласил нас на встречу сегодня вечером. Ее слова дали мне пищу для размышления. То, что она сказала, не вызывало у нее протеста, ей это представлялось совершенно обычным. Более того, приглашение выпить в обществе босса ее, видимо, обрадовало. Я вспомнил о Домах Материнства на моем родном острове Уайт. В мире, где от роста населения планеты зависит выживание рода человеческого, жители Нью-Йорка избрали другой, отличный от нас путь. В Старом мире, до Великого Ослепления, ни наш, ни их способ размножения был немыслим по социальным, политическим и этическим причинам. Не говоря уже о причинах эмоциональных. Теперь же никто, слыша об этом, и глазом не моргнет.
– Вот мы и пришли, – сказала Керрис. – Отец работает здесь. Я поднял глаза на здание, окрашенное лучами вечернего солнца в золотисто– красноватые тона. В колоннах у основания небоскреба ощущалось заметное присутствие Древнего Египта. Их украшали изображения тростника и пальмовых ветвей, а двери “охранялись” вырезанными на створках орлами. Я задирал голову все выше и выше, но крыши здания так и не увидел. Стекла окон ярко сверкали, и создавалось впечатление, что грандиозный небоскреб усыпан гигантскими драгоценными камнями. Отливающие золотом дождевые трубы дополняли картину величия, богатства и мощи.
– Ты готов? – спросила она.
– Разумеется, – ответил я. Взявшись за руки, мы прошли в огромные двери, над которыми золотыми буквами было написано: “ЭМПАЙР-СТЕЙТС-БИЛДИНГ”. Мы прошествовали по мраморному полу через изысканно украшенный вестибюль. Со всех сторон нас окружали статуи героев Древней Греции и Рима. К лифтам вела красная плюшевая дорожка. Лифтер передвинул бронзовый рычаг, и кабина плавно понеслась вверх. Керрис сжала мою руку и, поцеловав в щеку, сказала:
– Не бойся, Дэвид. Он тебя, ей-богу, не съест.
– Встреча с отцом любимой девушки всегда несколько выбивает из колеи, – улыбнулся я.
– Не сомневаюсь, что у тебя по этой части большой опыт. Такой привлекательный молодой человек… Я почувствовал, что краска разливается по моему лицу с той же скоростью, с какой лифт нес нас в небеса. Если я рассчитывал на милую семейную встречу, то глубоко заблуждался. Лифт выбросил нас в огромной комнате, лишь немногим уступающей по размерам футбольному полю. Элегантно одетые мужчины и женщины непринужденно беседовали, потягивая коктейли под роскошными люстрами. Знакомые Керрис – а таковых среди гостей оказалось множество – приветствовали ее нежными поцелуями в щечку. До сих пор я видел Нью-Йорк в постоянном движении, и у меня сложилось впечатление, что он заселен только молодыми людьми. Однако в этом зале большинство составляли седовласые джентльмены и не очень юные, однако все еще красивые дамы. Видимо, здесь собрался правящий класс, те, кого пощадило Великое Ослепление и кто унаследовал если не всю землю, то очень милый ее уголок. Помещение заполняло уверенное спокойствие. В воздухе витал аромат сигар. Здесь великие и достойные обсуждали политические проблемы, выявляли первоочередные задачи, разрабатывали планы, готовили декреты. Словом, здесь собрался двор Его Величества Короля Манхэттена. Керрис подвела меня к окну. Далеко вниз простирался город, превратившийся с наступлением темноты в море огней. Перед нами возникла официантка с подносом, уставленным разнообразными напитками. Я выбрал сухой мартини, Керрис предпочла шампанское. В углу струнный квартет негромко наигрывал приятные мелодии. Как жаль, что мой отец этого не видит! Коктейль на верхнем этаже самого высокого здания в мире! Я тут же поклялся себе, что непременно привезу всю свою семью в Нью-Йорк. В тот момент, когда я рисовал радужные картины будущего, Керрис прикоснулась к моему локтю:
– Вон там стоит мой отец. Пойдем, я тебя ему представлю. Я посмотрел в ту сторону, куда она показала, и увидел высокого обращенного ко мне в профиль человека. Он стоял по-военному прямо, коротко остриженные рыжеватые волосы элегантно серебрились на висках. Он что-то энергично втолковывал лысеющему человеку примерно того же возраста.