– Дэвид, – сказала Керрис, глядя на свой бокал, когда мы в перерыве между фильмами потягивали вино в баре кинотеатра, – могу я тебя кое о чем попросить? – Давай, – улыбнулся я, – выкладывай. – Я знаю, это звучит старомодно, но не мог бы ты встретиться с моим отцом? – Разумеется. С удовольствием. Она еще ни разу не упоминала о своих родителях, поэтому, должен признаться, предложение показалось мне, мягко говоря, неожиданным. Тем не менее я его охотно принял.
– А с твоей мамой я встретиться смогу?
– Боюсь, что это невозможно. Ну вот, я снова споткнулся о собственную ногу.
– Прости, Керрис, я не хотел…
– Нет-нет, – она успокаивающе подняла руку, – просто мама умерла, при родах.
– Мне очень жаль.
– Не надо извиняться, ты не мог этого знать. – Керрис похлопала меня по колену и добавила: – Допивай вино, вот-вот начнется фильм. Рекламный плакат в вагоне подземки возвещал начертанными красными чернилами огромными буквами: “НЬЮ-ЙОРК – обитель лучших умов, самых ярких людей и величественных строений!” Заметив, что я читаю плакат, Гэбриэл Дидс усмехнулся:
– Это на случай, если мы вдруг забудем.
– Неужели вы хотите сказать, что фанфары здесь звучат слишком громко?
– Нет, почему же, – сказал он с еще более широкой улыбкой. – По-моему, эта фраза – само совершенство. В ней все в меру.
– Все-таки мне показалось, что я уловил в ваших словах долю иронии. Он только пожал плечами и посмотрел в окно. Поезд въезжал на ярко освещенную станцию. Пассажиров в вагоне было не очень много – три черные женщины и двое слепых мужчин. Сквозь стекло дверей на торцах вагона я видел, что в соседних вагонах все пассажиры белые и зрячие. Поначалу я не заметил, что на окнах вагона, в котором я ехал, имелась надпись: “Для черных и слепых”. Одна из негритянок бросала на меня любопытствующие взгляды.
– Не беспокойтесь, мистер Мэйсен, – произнес Гэбриэл, как всегда спокойно и негромко. – Нет никаких правил, запрещающих вам ездить в этом вагоне.
– Гэбриэл, неужели вы забыли, что меня зовут Дэвид? – спросил я, ощущая некоторую неловкость.
– В некоторых общественных местах я, с вашего позволения, стану обращаться к вам “мистер Мэйсен”.
– В таком случае я буду говорить тебе “мистер Дидс”.
– В результате, мистер Мэйсен, вы получите мягкий выговор от копа, а меня будут ждать серьезные неприятности. Вы понимаете, мистер Мэйсен?
– Понимаю… Гэбриэл.
– Пусть вас это не тревожит. Всего лишь один из наших обычаев. Вы скоро привыкнете. Их обычаи не вызывали у меня восторга, но я предпочел промолчать. Поезд подкатил к станции “Коламбус-серкл”, все пассажиры, кроме меня и Гэбриэла, вышли из вагона. Двое слепых мужчин бодро зашагали по платформе, постукивая перед собой палочками.
– Итак, – начал Гэбриэл, как только двери вагона закрылись, – что вы хотели бы взять себе из нашего рая?
– Многое, но сегрегация слепых и черных меня не интересует.
– Думаю, это всего лишь… Я решил, что он употребит слово “аберрация”, но вместо этого услышал:
– …явление переходного периода. – Я бы скорее назвал это явление ужасным. Он пожал плечами:
– Когда все ослепли, в Нью-Йорке, как вы, наверное, понимаете, воцарился хаос. Из семи миллионов жителей зрение потеряли примерно девяносто восемь процентов. Они умирали от голода в своих домах или на улицах. Лишь обитавшее в городе зверье не голодало. – Гэбриэл со значением кивнул. – Триффиды перешли по мостам и убили большинство тех, кто сумел выжить, но – надо отдать им должное – при этом они очистили мостовые и тротуары от трупов. Потом, лет двадцать назад, в устье Гудзона вошла армада судов. Теперь это событие носит название “Чудо ста кораблей”, и каждый год в апреле мы празднуем этот день. Пришельцы очистили остров, им помогали продолжавшие цепляться за жизнь обитатели колоний и жители Лонг-Айленда.
– Представляю, какими жертвами это удалось сделать.
– Да, потери были огромными, но эти парни, которые увидели в Манхэттене естественную крепость, оказались провидцами. Они совершили невозможное. Миллионы тел, которые триффиды не могли извлечь из домов, были похоронены в море. Эти люди восстановили подачу энергии, водоснабжение и вымели с острова триффидов. Но и это еще не все. Они разыскивали людей по всему континенту, привозили их сюда, обеспечивали жильем, давали работу и – что самое важное – вселяли в них надежду.
– И кто же здесь управляет?
– Тетрархи.
– Тетрархи? Если я ничего не путаю, это что-то из истории Древнего Рима?
– Да, – кивнул Гэбриэл, – вы ничего не путаете. Если римская провинция делилась на четыре части, то во главе каждой из частей стоял тетрарх. У нас разделение проведено не по географическому, а по административному признаку. Каждый тетрарх несет ответственность за определенные правительственные функции. Генерал Филдинг отвечает за оборону, внешнюю политику и контроль за триффидами. Внутренняя политика и вопросы ресурсов являются сферой деятельности доктора Вайсмана. Валери Зито занимается проблемой численности населения, а Джо Гарибальди заправляет всем, что связано с развитием промышленности.
– Их избирают?
– А как обстоит дело с вашими боссами?
– Предполагается, что в ближайшем будущем их будут избирать.
– Точно так же обстоит дело и у нас, – улыбнулся Гэбриэл.
– Полагаете, эта система действует эффективно?
– Да, очень.
– И они вам нравятся?
– Нравятся? Не знаю, но я их уважаю.
– Но нравятся они вам или нет? – не унимался я.
– Разве мои симпатии и антипатии могут иметь значение, чтобы решать, справляются ли власти со своей работой?