Ночь триффидов - Страница 2


К оглавлению

2

– Мистер Хартлоу… Мистер Хартлоу! – позвал я хозяина дома и замолчал, выжидая, когда откроется дверь и послышится ласковый голос мистера Хартлоу: “Я здесь, Дэвид. К чему весь этот шум?” Однако мистер Хартлоу, который после тридцати лет слепоты ориентировался в своем доме, как юноша со стопроцентным зрением, так и не появился.

– Мистер Хартлоу… Ненасытная темнота поглотила мой голос. У меня возникла страшная догадка: это начали возвращаться детские страхи, от которых я сумел избавиться, лишь значительно повзрослев. Страх темноты. Той темноты, когда любая тень на стене может стать ужасным безымянным чудовищем, которое только и ждет момента, чтобы вцепиться когтями в горло… когда скрип половой доски шепчет о том, что за дверью притаился безумец с окровавленным топором… И тогда я понял, что страхи не уходят без следа, они всего лишь впадают в спячку. Как только возникают благоприятные условия, они снова являются как призраки из глубин мозга… Я ничего не вижу, я только слышу людей, двигающихся средь бела дня, потому… Когда еще не до конца оформившееся слово зародилось в сознании, меня пробрала дрожь. Я ничего не вижу по очень простой причине – я ослеп. Как у только что ослепшего человека, у меня не было той уверенности, которую успели обрести люди, потерявшие зрение тридцать лет назад, в ночь, когда в небе возник поток странных зеленых огней. Я наверняка выглядел очень жалко, пытаясь пересечь комнату с нелепо вытянутыми перед собой руками. Тяжелый стук сердца был единственным звуком, достигавшим моих ушей.

– Мистер Хартлоу… вы меня слышите? Никакого ответа.

– Мистер Хартлоу… Мистер Хартлоу! Молчание. Нащупав дверь, я выбрался на лестничную площадку. Кругом царила та же всепоглощающая тьма. Теперь под ногами был мягкий ковер. Я двинулся вперед. Пальцы скользили по выпуклым узорам дешевых обоев. Вот они коснулись дверной рамы, за которой последовала и сама дверь.

– Мистер Хартлоу! – распахнув дверь, позвал я. Ответа не последовало. Мое тяжелое дыхание заглушало теперь не только стук сердца, но и все прочие звуки. Я с трудом передвигался по дому, открывая двери и взывая к мистеру Хартлоу. Через некоторое время я потерял ориентацию и уже не мог определить, где находится моя комната.

– Так вот что значит быть слепым, – громко сказал я самому себе. – Это всего лишь мир бесконечной ночи. У меня появилась совершенно нелепая мысль – не вернулся ли к нам тот метеорный дождь, который ослепил девяносто процентов человечества тридцать лет назад? В ту ночь мой отец Билл Мэйсен валялся на больничной койке с повязкой на глазах, после того как яд триффида попал ему в лицо. Я попытался вспомнить вчерашний вечер. Я отправился спать, приятно проведя время, послушав по радио фортепьянный концерт и мило поболтав с хозяином дома мистером Хартлоу. Для придания живости беседе он угостил меня парой стаканчиков превосходного виски из пастернака. Клянусь жизнью, я тогда не видел в ночном небе ничего такого, что могло бы повлиять на мое зрение. Однако, может быть, для того чтобы ослепнуть, и нет необходимости видеть эти метеоры? (Если, конечно, это они виновны в плачевном состоянии моих зрительных органов.) Не исключено, что они пронеслись в небе днем, невидимые людям, занятым своими трудами. Разве не может быть так, что их таинственное излучение просто сжигает глазной нерв?

– Ох! – Это я нашел лестницу, соскользнув с верхней ступени. Прежде чем я сумел нащупать перила, мои ноги успели проскользнуть по меньшей мере по трем ступенькам. Шею я себе не сломал, но голеностопный сустав потянул изрядно. Лодыжка здорово болела. Как ни странно, но пронизавшая ногу боль благоприятно подействовала на мою нервную систему. Она положила конец бесполезной игре воображения, я перестал испытывать всепоглощающую жалость к себе и оставил бесплодные размышления о том, что могло и что не могло случиться. Мне стало ясно – пора приступать к действиям. Добравшись до нижнего этажа, я остановился и прислушался. Каменные плиты кухонного пола приятно холодили босые ступни. Но – нет. До моего слуха не доносилось ни звука. Я вытянул вперед руки и, слегка прихрамывая, двинулся через кухню. Через пару шагов ударился большим пальцем ноги о ножку табурета и, утратив интерес к дальнейшему исследованию, прошипел сквозь зубы слова, которые никогда бы не осмелился произнести в присутствии мамы, несмотря на ее легендарную невозмутимость. Наконец я достиг противоположной стены. Очень осторожно, словно на пути вдруг могла оказаться клыкастая пасть и откусить мне пальцы (слепота порождала ничем не оправданные, иррациональные страхи), я ощупью двинулся вдоль стены. Вначале я добрался до окна с закрытыми жалюзи (слепые по привычке продолжали их опускать) и резким движением их поднял. Мне казалось, что в помещение должен был ворваться поток света. Однако ничего не изменилось. Темнота. Сплошная тьма. Я вздохнул и двинулся дальше, прикасаясь поочередно к висящим на крюках кастрюлям и сковородам, ряду ножей и связкам сушеных растений. Откуда-то доносилось мерное, похожее на стук барабана судьбы тиканье часов. Тик-так, тик-так, тик-так… Этот звук я возненавидел всем своим существом. Вот вам еще одно проявление иррациональных страхов слепца. Тик-так… Если бы я смог добраться до этих проклятых часов, то расколотил бы их об пол.

– Мистер Хартлоу! – позвал я и совершенно невпопад спросил: – Вы меня слышите? Вопрос был абсолютно нелепым, ибо если бы мистер Хартлоу меня слышал, то уже давно бы ответил. Тик-так…

– Мистер Хартлоу! Тик-так… Ближе к дверям рука наткнулась на электрический выключатель. В маленькие поселения, подобные этому, ток не подавался – электричество считалось драгоценностью, и его экономили для мастерских, больниц, клиник, учреждений связи и лабораторий типа той, которой заправлял мой отец. Тем не менее я щелкнул выключателем. Им, видимо, не пользовались уже несколько десятилетий. Когда раздался щелчок, из выключателя посыпалась пыль – скорее всего это была ржавчина. Света, естественно, не прибавилось. Такого результата, если рассуждать рационально, и следовало ожидать. Но проклятый голос в мозгу сказал мне ясно и четко, что лампа под потолком загорелась и яркий свет залил кухню. “Но ты, Дэвид Мэйсен, – продолжал голос, – ты ничего не видишь, потому что ослеп… Ты слеп, как любая из трех слепых мышек… Трех слепых мышек, преследующих жену фермера…”

2