Примерно в половине пятого мы уже сидели в кабине стоявшего на взлетной полосе истребителя и ожидали от диспетчерской службы разрешения на взлет. Я занял кресло пилота, а Хинкман, разместившись позади меня, болтал не останавливаясь. Хоть метеоролог, так же как и я, был облачен в высотный комбинезон, что для него было явно непривычно, речь его лилась легко и непринужденно.
– Наука насчитывает десять уровней формирования облачности, – вещал он, – начиная со сравнительно низких слоисто-дождевых образований и заканчивая перистой и перисто-слоистой облачностью на высоте шестнадцать тысяч футов. Пока он болтал, я проводил предполетную проверку приборов и механизмов, а дождь безжалостно хлестал по плексигласу кокпита. В кабине стоял запах авиационного топлива. Очищенное триффидное масло имело сладковатый аромат запеченных в пироге персиков.
– У меня есть все основания полагать, – продолжал Хинкман, – что преграждающая путь свету облачность начинается довольно низко. Но это, несомненно, всего лишь разновидность облаков, известных под названием дождевых, и именно они являются источником данной грозы. Подобные облака могут простираться до высоты двадцать тысяч футов. Силы природы, видимо, выражая согласие со словами метеоролога, выдали мощнейший грозовой разряд, и через мгновение раздался такой удар грома, что наш самолет затрясся мелкой дрожью.
– Вы меня слушаете, мистер Мэйсен?
– Конечно.
– План действий прост и элегантен. Вы будете вести самолет вверх, сквозь облака, до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Таким образом мы сможем определить мощность облачного покрова.
– Понимаю.
– Скажите, этот аэроплан способен подняться на высоту двадцать тысяч футов?
– Его потолок – примерно пятьдесят тысяч футов. Этого для вас достаточно, мистер Хинкман?
– Да… Да-да. Вполне. Мне показалось, что энтузиазм мистера Хинкмана несколько пошел на убыль. Полыхнула молния, залив синим светом всю округу. Силуэты деревьев в этом ослепительном сполохе были похожи на странных, готовых ринуться в атаку чудовищ. Мощный образ. Пугающий.
– Мистер Мэйсен…
– Зовите меня Дэвидом.
– Да-да… Конечно… А вы меня, пожалуйста, Сеймуром.
– Слушаю вас, Сеймур.
– Эта гроза… Я не мог не заметить, что она становится все сильнее.
– Да, душ что надо, верно, Сеймур?
– Именно, именно… – раздалась в моих наушниках некая имитация смеха. – Душ – весьма удачное слово. Но меня кое-что интересует…
– Что именно?
– Неужели нам обязательно лететь в такую погоду?
– Долг зовет, как изящно выразился коммандер Рейнольдс.
– Да-да. Он так сказал.
– И разве у вас нет желания до конца разобраться, почему вдруг возникло это инфернальное затемнение?
– Да, конечно. Но… хм-м… Как вы считаете, существует ли возможность попадания молнии в наш аэроплан?
– Нет, Сеймур, о возможности говорить не приходится. Молния в нас ударит обязательно.
– О Боже!
– Но пусть это вас не беспокоит. Вчера я уже разбил один самолет и не думаю, что разобью еще один сегодня. В такой степени удача от меня отвернуться не может. Как вы полагаете?
– Я…хм-м…
– Зеленый свет. Держитесь крепче, Сеймур. Эта детка быстро срывается с места. Он что-то залепетал – мне даже показалось, что молитву, – но рев двигателей заглушил слова. Мгновение спустя мы взмыли в воздух и помчались на свидание с неизвестностью.
После всего того, что было сказано и сделано, я ожидал вполне рутинного полета. Но то, что открылось мне через несколько минут, дало обильную пищу для размышления. Да, условия были не совсем обычными. Да, стартовать нам пришлось в полной тьме. Да, на заднем сиденье разместился погрузившийся в себя и ставший вдруг очень молчаливым метеоролог Сеймур Хинкман. Но “Глостер Джавелин” был ночным всепогодным истребителем и мог успешно выполнять боевые задания даже в разгар арктической зимы. Я вел машину все выше и выше. Пять тысяч футов, шесть тысяч, семь тысяч… Тьме, казалось, не будет конца. Время от времени я связывался с базой, но докладывать, по правде говоря, было нечего. К этому времени я вел машину вверх широкими двадцатимильными кругами над раскинувшимся внизу и скрытым во тьме островом Уайт. Двигатели ревели нещадно, а те немногие капли воды, которые оставались на стекле кабины, давно исчезли под ветром, обдувавшим машину со скоростью шестисот миль в час. Восемнадцать тысяч футов. Альтиметр крутился вовсю. На крошечном экране счетчика цифры менялись с ошеломительной быстротой. В наушниках послышался неуверенный голос:
– Скажите, Дэвид… мы уже прошли сквозь нее?
– Если вы имеете в виду грозу, то да – прошли.
– И молния в нас не попала?
– Напротив. Молния ударила нас шесть раз.
– Шесть? – переспросил он придушенным голосом. – Шесть раз?
– Именно шесть, – хладнокровно подтвердил я. – Но беспокоиться не надо. Приборы немного шалили, а в остальном все нормально. Ведь мы, по счастью, как вы можете догадаться, не заземлены.
– Слава Богу, – пробормотал метеоролог. Я обернулся, но не увидел его лица, скрытого затененным стеклом шлема и кислородной маской. Мне только удалось заметить, что он непрерывно крутит головой в разные стороны. Видимо, все же сумел преодолеть страх, если его вновь стало интересовать окружающее.
– На какой мы высоте? – спросил он.
– Приближаемся к двадцати тысячам футов.
– Думаю, мы вот-вот достигнем верхней кромки облаков.
– Вы хоть что-нибудь видите?
– Ни зги. А вы?
– Ни единой пташки. Продолжаю набор высоты.